Согласно Намтар, или жизнеописании, созданном для того, чтобы помогать людям достигать Просветления, Миларепа родился в 1052 году в семье Джоси. Среди его предков был лама Ньнингмапа который был известен своей способностью подчинять демонов. Его отец был торговцем, который разбогател, занимаясь делами далеко к западу от Лхасы. Миларепа рос в теплой, обеспеченной  и любящей семье, Хотя его воспитание и образование были обычными,  в детстве и ранней юности он отличался повышенной психической чувствительностью. Он также обладал значительной склонностью к духовному. Когда отец обнаружил, что умирает от изнурительной болезни, он доверил управление имуществом своему брату и его жене.

Первым учителем Миларепы был маг из традиции Нингма, восходящей к Падмасамбхаве. Его звали Юнгтон Трогъел и он обладал «Змеиной силой восьми нагов», которые включали в себя способность меять форму по своей воле, расширять свое сознание так, чтобы оно включало в себя иные миры и способность служить всем живым существам.  Миларепа пожертвовал ему все, что имел и стал его учеником. Со временем лама узнал об истории Миларепы. Он был тронут решимостью Милареы служить своей матери. Будучи озабоченным силой ненависти матери Миларепы, он отправил его к ламе Ёнтен Гьяцо, для обучения магическому искусству разрушения.

Милаерпа ушел в двухнедельный ритрит для изучения заклинаний и прочих практик. Как только его жадные дядя и тетя наполнили свой дом гостями по случаю свадьбы своего сына,  дом был развален на части, погубив тридцать пять человек, оставив в живых лишь дядю и тетю Миларепы.  Вернувшись к своему ламе, Миларепа изучил искусство управления погодой, после чего наслал град перед самой уборкой урожая на угодия питавших к нему ненависть односельчан.
 

После этого все для Милареы стало иным. Он выполнил желания своей матери и тем самым освободился от того, что он считал своим долгом.  И несмотря на свою моральную слепоту и искаженное чувство справедливости, он осознал неумолимую работу Закона Кармы.Он понял, что зло порождает зло, что его посупки были ужасны и что они вернутся к нему.  В это время умер пребывавший до того момента  в полном здравии наставник учителя Миларепы, и учитель погрузился в глубокие рассуждения о карме и Дхарме. Когда он рассказал Миларепе о своем намерении отдалиться от дел с тем, чтобы искоренить собственную черную карму, миларепа попросил помощи. Юнгтон Трогьел послал его к Ронтонгу Лхага.
Встретив этого ламу, Миларепа раскаялся ему во всех злодеяниях, что совершил за свою жизнь Ронтонг Лханга рассказал ему, что глубочайшая медитация, включающая прямое осознание, устранит все препятствия, если человеку карма позволит выполнить эту совершенную практику.  Миларепа был так рад возможности избежать тяжелогого бремени, что заснул, подумав, что он уже Бодхисаттва.  На следующее утро лама вызвал его и сказал, что узнал что сознание Миларепы претендует  на  роль ученика и поэтому не может учить его. Он посоветовал Миларепе отправиться в Лхотрак и найти там Переводчика Марпу. По словам ламы, Марпа и Миларепа  издревле связаны кармически, и только Марпа может научить его Дхарме.
Итак, далее начинается рассказ Миларепы о своей жизни.
 

После того, как умер мой отец, наши соседи во главе с дядей и тетей отняли у нас имущество и невыносимо жестоко обращались с нами. Поэтому я отправился изучать черную магию, чтобы отомстить своим врагам за причиненное ими зло, и накопил много плохой кармы, беспощадно им мстя. Но я испытывал глубокое раскаяние в том, что сотворил столько зла – убил посредством магии тридцать пять человек и уничтожил урожай, и жаждал приобщиться к религии.

Меня послали к ламе Ронтонг-Лхага, он сразу посвятил меня и дал необходимые инструкции. Но я так возгордился, что не мог медитировать и вместо этого уснул.
Через несколько дней лама пришел ко мне и сказал:
– Есть монастырь в Лхобраке, называемый Дово-унг (Пшеничная Долина), где сейчас живет преданный ученик великого индийского святого Наропы. Он самый достойный из достойнейших, настоящий принц среди переводчиков, обладающий знаниями новых тантрийских учений, не имеющий себе равных во всех трех мирах. Его зовут Переводчик Марпа. Между тобой и ним есть кармическая связь, идущая от прошлых жизней. К нему ты должен пойти.

Услышав это имя, я ощутил невыразимую радость. Меня охватил благоговейный трепет и слезы брызнули из глаз. Так велико было чувство веры, пробудившееся во мне. И, взяв с собой только несколько книг и провизию на дорогу, я отправился туда с единственной целью найти этого гуру. Весь мой путь мной владела одна мысль: «Когда я взгляну на моего гуру? Когда я увижу его лицо?»

За ночь до моего прибытия в Пшеничную Долину Марпа видел во сне, что его гуру, великий святой Наропа явился к нему и, совершив церемонию посвящения, дал ему ваджру, сделанную из лазурита, пятиконечную и слегка потускневшую, а также наполненный эликсиром золотой сосуд, в котором держат священную воду, и велел ему смыть налет с ваджры эликсиром и установить ваджру на Знамени Победы. Он сказал, что это угодно Победителям в Истине прошлого и будет служить благу всех живых существ и поможет Марпе и другим людям в достижении их целей.

Сказав это, Наропа поднялся на небеса, и Марпа во сне увидел, что он выполнил приказание своего гуру – обмыл ваджру святым эликсиром и поднял ее вместе со Знаменем Победы. И ваджра стала излучать такое яркое сияние, что наполнила своим светом все миры. Свет этот озарил все существа, обитающие в Шести Мирах Мира Страстей и рассеял все их страдания. И в радости, в которой они пребывали, не было примеси печали. Охваченные верой, они все с благоговением взирали на Марпу и его Знамя Победы. Некоторые пели хвалебные песни, другие делали пожертвования. Победители в Истине благословили Знамя и совершили церемонию посвящения, и сам он ощущал радость. Он проснулся в счастливом расположении духа. Утром Марпа сказал своей жене:

– Сейчас я пойду на поле, которое буду пахать. Приготовь мне все, что нужно для работы.

Удивившись, жена возразила:
– Ведь у тебя всегда есть работники, которые сделают эту работу. Что скажут люди, если ты, знаменитый лама, пойдешь работать в поле, как простой крестьянин? Это вызовет ненужные разговоры. Прошу тебя, не ходи!

Но Марпа не внял ее уговорам и перед уходом сказал:
– Принеси мне хорошую порцию чанга (пива).

Когда жена принесла ему целый кувшин, он сказал:
– Этого должно хватить для меня. Принеси еще для гостей.

Она принесла еще один кувшин, который он поставил на землю и накрыл шляпой. Во время отдыха он пил свой чанг, сидя рядом с этим кувшином.

Тем временем я шел по дороге, расспрашивая каждого встречного: «Где живет великий йог Переводчик Марпа?» Но к кому я ни обращался, никто не мог мне ответить. Я спросил еще одного, и он сказал, что есть человек по имени Марпа, который живет здесь поблизости, но нет никого, кто бы носил титул «великий йог Переводчик Марпа». Я тогда спросил его, где находится Пшеничная Долина. Он показал: «Вон там». Я поинтересовался, кто живет в этом месте, и он ответил, что там живет человек, которого зовут Марпа. «Не зовут ли его еще как-нибудь?» – спросил я. Он сказал, что некоторые называют его также ламой Марпой. Это развеяло мои сомнения, и я понял, что здесь живет тот Марпа, которого я разыскивал. Я тогда спросил, как называется возвышенность, на которой я нахожусь, и он ответил, что она называется Возвышенность Дхармы. Я подумал, что это очень благоприятный знак, так как я впервые увижу моего гуру с этой возвышенности. Идя дальше, я продолжал расспрашивать встречных о Марпе. Мне встретились пастухи и с ними юноша приятной наружности и нарядно одетый. На нем были украшения, и волосы его были умащены и хорошо причесаны. На мой вопрос старшие не могли ответить, но юноша сказал мне:
– Ты, должно быть, спрашиваешь о моем господине и отце, который имеет обыкновение продавать все в нашем доме для того, чтобы купить золото и отправиться с ним в Индию, откуда он возвращается с громадным количеством бумажных свитков. Если ты спрашиваешь именно о нем, то сегодня он пашет в поле, хотя раньше этим никогда не занимался.

Я подумал, что это, вероятно, тот человек, которого я ищу, но мне было трудно поверить тому, что он, знаменитый Переводчик, пашет землю. Размышляя так, я продолжал идти, пока не встретился с ламой крупного телосложения, довольно полным, с глазами навыкате и имевшим очень величественным вид. Он пахал. В тот момент, когда мой взгляд остановился на нем, меня охватили трепет и ощущение невыразимого восторга, что я потерял всякое представление о том, где нахожусь. Когда я пришел в себя, то обратился к ламе с вопросом:

– Почтенный господин, где здесь живет преданный ученик известного святого Наропы по имени Переводчик Марпа?
Какое-то время лама внимательно меня рассматривал, а затем спросил:
– Откуда ты? Чем занимаешься?
Я ответил, что я великий грешник с нагорья Цанг и что, услышав о знаниях и учености Марпы, пришел к нему получить Истинное Учение, чтобы с помощью него достичь Освобождения. На это лама сказал:

– Хорошо, я устрою тебе встречу с ним, если ты закончишь эту работу для меня. – И, вытащив из-под шляпы чанг, дал мне выпить. Выпив его, я ощутил бодрость. Лама, наказав мне работать старательно, ушел и оставил меня одного. Я допил чанг и затем охотно принялся за работу.

Вскоре пришел тот юноша, которого я встретил с пастухами, и сообщил мне, что меня приглашают в дом. Я очень этому обрадовался и сказал: «Лама выполнил мою просьбу, поэтому я хочу закончить эту работу для него». И я продолжал пахать, пока не вспахал все поле. Так как это поле помогло мне познакомиться с гуру, его стали называть Полем Помощи. Летом дорога пролегала по краю этого поля, а зимой пересекала его.
Когда я вошел вместе в юношей в дом, я увидел ламу, сидящего на двух подушках, поверх которых был постлан ковер. Лама уже привел себя в порядок, хотя на лбу и у носа были видны следы пыли. Он был грузным, с выдающимся вперед животом. Узнав в нем того же человека, с которым я недавно встретился, я огляделся, ожидая увидеть другого ламу.

Тогда сидящий на подушках лама сказал:
– Конечно ты не знал, что я Марпа. Теперь ты знаешь и можешь приветствовать меня.
Я тотчас поклонился и, коснувшись лбом его ног, приложил их к моей голове. Совершив эту церемонию, я обратился к Марпе со следующими словами:
– О почтенный учитель, я великий грешник с Западного нагорья, пришел, чтобы отдать тебе свое тело, речь и мысль. Прошу тебя обеспечивать меня пищей и одеждой и обучать меня тому, что поможет мне достичь Освобождения в течение одной жизни.

Лама ответил:
– Так как ты великий грешник, ты не имеешь ничего общего со мной. Я не посылал тебя совершать грехи от моего имени. Какие грехи ты совершил? – После того, как я подробно рассказал ему о своей жизни, лама поставил следующее условие:
– Мне нравится твое предложение посвятить мне тело, речь и мысль, но я не могу обеспечивать тебя пищей и одеждой и одновременно обучать. Или я буду содержать тебя, а учиться ты будешь в другом месте, или тебе придется самому обеспечивать себя пищей и одеждой, а я буду заниматься только твоим духовным развитием. Выбери то, что тебе предпочтительнее. Если я передам тебе Истину, достижение Освобождения будет зависеть только от тебя, от твоего усердия и целеустремленности.

Я ответил:
– Я пришел к тебе, мой лама, за Истиной. Я найду пищу и одежду в другом месте. – Сказав так, я тут же начал раскладывать свои вещи и несколько своих книг положил на полку вблизи алтаря. Но лама сразу же запретил мне это:
– Убери свои старые книги. Своим холодом они испортят мои книги и священные реликвии.

Я подумал, что он знает, что среди моих книг были и книги по черной магии, и поэтому он запретил класть их вместе с его священными реликвиями. Я взял книги с собой и держал их в отведенном мне помещении. Так я прожил несколько дней. Жена моего учителя кормила меня и снабжала всем необходимым.

Страстно желая достичь Освобождения, я не раз умолял его передать мне некоторые наставления и в ответ он однажды сказал мне:

– В провинции Ю и Цанг у меня есть немало преданных учеников и последователей из мирян, которые очень хотели бы прийти ко мне, но всякий раз их грабят по дороге пастухи-кочевники Ямдака, Талунга и Лингпа. И поскольку это происходило неоднократно, мои ученики не могут прийти ко мне с запасами провизии и подарками. Пойди и напусти на грабителей град. Это будет полезное для религии дело. Тогда я передам тебе наставления относительно Истины.

Я тотчас же отправился туда и напустил сильнейшую грозу с градом в каждом из указанным мест. Когда, вернувшись, я спросил ламу об обещанных наставлениях, то услышал в ответ:

– Что? За твое две-три жалкие градины ты осмеливаешься спрашивать о святейшей Дхарме, которую я получил в Индии такой дорогой ценой? Нет, если ты действительно стремишься к Истине, пойди и посредством магии, адептом которой ты себя считаешь, уничтожь некоторых горцев Лхобрака, так как они тоже часто грабили моих учеников, когда те шли ко мне из Ньял-Ло-ро, и не раз оскорбляли меня. Если ты сумеешь в доказательство своих магических способностей расправиться с ними, я сообщу тебе мистические истины, переданные мне моим почитаемым Гуру, великим пандитой Наропой, – истины, с помощью которых можно за одну жизнь достигнуть Освобождения и прийти к состоянию Будды.

Снова я выполнил приказание гуру, и мое магическое проклятие произвело действие: горцы Лхобрака подрались друг с другом, и во время драки многие были убиты. Однако при виде крови я ощутил глубокое раскаяние и боль. Мой гуру, узнав, что среди убитых было много обидчиков, сказал мне:

– Правда, что ты настоящий адепт магии. – И он назвал меня Великим Магом. Когда я снова попросил его передать мне приносящие спасение истины, лама в ответ сказал:
– Ха-ха! Я должен сообщить тебе самые сокровенные Истины, которые я получил в Индии, отдав за них все мое земное состояние, истины, которые все еще исторгают дыхание Дакини, передавших их, и все это в обмен на твои злодеяния? Нет. Такое только может вызвать смех. Если бы на моем месте был кто-то другой, он бы убил тебя за такую дерзость. Пойди и восстанови уничтоженные тобой посевы пастухов и воскреси убитых людей Лхобрака. Если ты сможешь это сделать, тогда я соглашусь передать тебе истины, а если не сможешь, тебе лучше не появляться передо мной снова.

И он гневался так, как будто собирался побить меня. Я же был низвергнут в пучину отчаяния и плакал горькими слезами.
На следующее утро лама был настолько добр, что сам пришел ко мне и сказал:
– Боюсь, что был слишком суров с тобой вчера вечером, но не принимай это близко к сердцу. Будь терпелив и жди, и тебе будет передано учение. Но мне думается, что ты умелый парень. Поэтому я бы хотел, чтобы ты построил дом для моего сына Дарма-Додай (Букет Сутр). Когда ты его закончишь, я не только сообщу тебе учение, но также буду снабжать тебя пищей и одеждой во время твоего обучения. 
– Но, – настаивал я, – что случится со мной, если за это время я умру, не достигнув Освобождения?
Он ответил:
– Я обещаю, что за это время ты не умрешь. Мое учение дает определенную гарантию. И поскольку ты, как видно, обладаешь большой энергией и упорством, ты можешь стремиться к цели беспрепятственно, независимо оттого, достигнешь ли ты Освобождения  в течение одной жизни или нет. Моя школа не совсем такая, как другие школы. В ней больше благословения и более непосредственное духовное откровение, чем в какой-либо другой секте.
Утешенный и обрадованный этими обещаниями, я сразу спросил ламу о плане дома.
У него был свой план, и он осуществил его следующим образом. Поднявшись со мной на возвышенность, обращенную к востоку, и выбрав там место, он начертил план круглого здания и приказал приступить к строительству в этом месте. Я сразу же принялся за работу. Когда я возвел уже половину здания, он пришел и сказал, что, давая указания, он недостаточно хорошо обдумал их и что я должен прекратить работу, сломать то, что построил, и отнести землю и камни на место, где я их брал.
Когда я выполнил этот приказ, лама, казавшийся мне пьяным, повел меня на возвышенность, обращенную на запад, и, приказав мне строить там другой дом, начертил план в форме полумесяца и затем удалился. Когда я возвел половину требуемой высоты, лама снова пришел ко мне во время моей работы и сказал, что и этот дом не годится и я должен отнести глину и камни обратно туда, откуда я их принес. Я снова повиновался ему, и лама затем повел меня на возвышенность, обращенную к северу, и сказал мне:

– Мой Великий Маг, по-видимому, я был пьян, когда в прошлый раз велел построить тебе дом, и поэтому дал тебе неверные указания. Вероятно, это была моя ошибка. Но сейчас ты должен построить мне на этом месте действительно хороший дом.
Я осмелился сказать ему, что непрестанно строить дома, чтобы затем разрушать их, накладно и для него, и для меня. Я умолял его сначала подумать как следует, а затем давать указания. Он сказал:

– Я не пьян сегодня и хорошо обдумал вопрос. Дом тантрийского мистика должен быть треугольным. Поэтому построй мне дом такой формы. Этот дом мы не будем разрушать.
Теперь я строил уже дом треугольной формы. Когда работа была выполнена на треть, лама пришел и спросил:

– Кто приказал тебе строить такой дом:?
Я отвечал:
– Этот дом для сына твоего преподобия я строю по твоему указанию.
– Я не помню этого, – сказал он. – Но если это так, то в то время я, видимо, не владел собой или был в невменяемом состоянии.
– Но, – настаивал я, – боясь, что что-то подобное может случиться, я осмелился просить твое преподобие тщательно обдумать этот вопрос, и тогда ты соблаговолил убедить меня, что ты все тщательно обдумал и что этот дом не будет разрушен. И твое преподобие имел тогда вполне нормальный вид.

Лама возмутился:
– Как ты это докажешь? Как? Ты хочешь погубить меня и мою семью с помощью колдовства или запереть нас в твоем доме, имеющим вид магического треугольника? Но я же не отнял у тебя твое фамильное наследство. И ты ведь хочешь получить религиозные знания. Но сама форма этого дома может восстановить всех местных богов против тебя. Ты постарайся все разрушить сразу и отнести все камни и глину на место. Тогда я передам тебе те наставления, которые ты желаешь получить. Но если ты не выполнишь моих указаний, ты можешь уходить! 
И лама был, по-видимому, очень рассержен. Я крайне опечалился этим, но другого выхода у меня не было. Я стремился к познанию Истины, и мне ничего не оставалось делать, как разрушить и этот дом и с материалом поступить так, как было приказано.
Из-за тяжелой работы у меня образовалась большая рана на спине между плечом и позвоночником, но я не осмеливался показать ее ламе, который, я боялся, будет недоволен, если я это сделаю. Я также не показывал ее его жене, чтобы она не подумала, что я хочу этим подчеркнуть, какую тяжелую работу для них исполняю. Поэтому я никому не говорил о своей болезни, а только попросил жену ламы уговорить его дать мне обещанные наставления. Она пошла к нему и сказала:

– Мой господин, твои бессмысленные затеи со строительством домов только изматывают силы этого бедного юноши. Прошу пожалеть его сейчас и дать наставления.

Лама отвечал:
– Приготовь хороший обед и позови его.
Она приготовила обед и привела меня. Лама тогда сказал:
– Великий Маг, не обвиняй меня напрасно, как вчера. Что касается наставлений, я их тебе дам.  – И он научил меня четырем формулам приверженности, а также молитвам, правилам и обетам и в заключение сказал:

– Они называются временными религиозными наставлениями. Но если ты стремишься получить вневременные религиозные наставления, то есть мистические истины, ты должен поступать так. – И он рассказал мне о подвигах его гуру Наропы и закончил рассказ словами: – Но ты вряд ли сможешь осуществить такое. Боюсь, это слишком трудно для тебя.

Его рассказ произвел на меня глубокое впечатление. Я не мог сдержать слез из-за переполнявшей мое сердце веры и решил делать все, что лама мне прикажет.
Прошло несколько дней, и лама пригласил меня пойти с ним на прогулку. Во время прогулки мы подошли к месту, на котором дяди и двоюродные братья ламы договорились ничего не строить и которое теперь ими охранялось. Здесь лама остановился и сказал:

– Теперь ты должен построить обычный, с квадратным основанием дом в девять этажей, с украшениями в верхней части, образующей десятый этаж. Этот дом не будет разрушен, и после окончания строительства я передам тебе истины, которые ты жаждешь получить, и буду обеспечивать тебя всем необходимым, когда ты будешь находиться в уединении, совершая садхану.

– Здесь я осмелился попросить его пригласить в качестве свидетеля его жену. Он согласился, и я пошел за ней, а лама в это время занялся составлением плана дома. Жена ламы сказала:

– Конечно, я могу быть свидетелем, но твой гуру такой своенравный, что не обратит на нас никакого внимания.

Снова я приступил к работе и, заложив квадратный фундамент, начал возводить здание. Случилось так, что старшие ученики моего гуру ради физической разминки принесли к тому месту, где я работал, большой камень. Так как это был очень хороший по размеру камень, я использовал его в качестве краеугольного, установив его над фундаментом вблизи дверного проема. Когда я возвел второй этаж, Марпа пришел посмотреть на мою работу. Осмотрев все здание очень внимательно и заметив камень, который принесли три его старших ученика, он сказал:

– Великий Маг, где ты достал этот камень?
– Твое преподобие, его принесли ради разминки три твоих старших ученика, – отвечал я.

– Если это так, – сказал он, – то ты не имеешь права использовать для строительства дома камень, принесенный ими. Потрудись вытащить его и вернуть на место, окуда он был принесен.
Я напомнил ему о его обещании не разрушать это здание. Но он тогда сказал мне:
– Я не обещал тебе использовать в качестве рабочих моих лучших учеников, посвященных в мистические истины, дважды рожденных. Кроме того, я не приказываю тебе разрушать все здание, но только вытащить этот камень, принесенный моими учениками, и отнести его на прежнее место.

Мне ничего не оставалось делать, как разобрать сверху донизу возведенную мной стену. Вытащив камень, я отнес его туда, откуда он был принесен. Как только лама увидел, что я выполнил его приказ, он сказал:

– Сейчас ты можешь сам принести этот камень и установить его в том же месте.
Приложив усилие, равное силе трех, я смог это сделать. Этот камень впоследствии стали называть Гигантом в знак необычной физической силы, которую я приложил, чтобы поднять его.

Когда был построен седьмой этаж, у меня около поясницы появилась еще одна рана.
В то время прибыл Метен-Цемпо из Цанг-ронга для получения посвящения в Демчонг-Мандалу. Жена ламы сказала:

– Сейчас подходящий момент для тебя также получить посвящение.
И я подумал, что сам заслужил его. Ведь я смог построить такое здание своими руками, и никто мне не помогал. Никто не принес мне ни одного камня даже величиной с козлиную голову, ни одной корзины земли, ни одного кувшина воды, ни одного куска глины. Рассуждая так, я был вполне уверен, что буду достоин посвящения. И, поклонившись, я занял место среди посвящаемых.

Увидев меня, лама спросил:
– Великий Маг, что у тебя есть для пожертвования?
Я отвечал:
– Твое преподобие обещал мне, что когда я закончу строительство дома для сына твоего преподобия, я получу посвящения и наставления. Поэтому я надеюсь, что твое преподобие будет теперь благосклонен ко мне и удостоит меня посвящения.

Лама возмутился:
– Какая дерзость! Какая наглость! За то, что ты положил несколько кладок глинобитной стены, я, по-твоему, должен передать тебе священное учение, которое я получил в Индии, отдав за него целое состояние? Если ты можешь заплатить за посвящение, тогда другое дело. Если же ты не можешь, уходи отсюда. – И он ударил меня и, схватив за волосы, вытолкнул из комнаты.

Мне тогда хотелось, чтобы я умер тут же на месте. Я проплакал всю ночь. Супруга ламы тогда подошла ко мне и сказала:
– Ламу невозможно понять. Он говорит, что принес святое учение из Индии сюда для блага всех живых существ, и обычно он готов учить и проповедовать каждому, даже собаке, если она окажется перед ним, и молится за нее. Поэтому не теряй веры в него.
На следующее утро лама сам пришел ко мне и сказал:

– Великий Маг, тебе лучше прекратить строить этот дом и начать другой, с двенадцатью столбами, с залом и часовней в виде пристройки к главному зданию. Когда ты его закончишь, я передам тебе наставления.
Еще раз я заложил фундамент здания. Когда пристройка была близка к завершению, прибыл Цуртен-Ванггай родом из Дела, чтобы получить посвящение в Мандалу эзотеризма. Тогда супруга ламы сказала мне:

– Мой сын, на этот раз нам удастся тебя посвятить.
Она дала мне сливочное масло, кусок ткани для одеяла и небольшой медный сосуд и велела мне пойти сесть среди учеников, которые должны были получать посвящение.
Лама, заметив меня, сказал:

– Великий Маг, заняв место среди посвящаемых, имеешь ли ты что-нибудь пожертвовать за посвящение?
Я показал масло, ткань и сосуд и сказал, что это будет моей платой. На это лама ответил, что эти вещи уже принадлежат ему, так как их принесли в качестве пожертвования другие ученики, и что я должен принести принадлежащие мне вещи или же выйти из посвятительного круга, и, разгневанный, он встал и пинками вытолкал меня. В тот момент я хотел провалиться сквозь землю. Одновременно у меня возникла мысль: «Так как я погубил посредством колдовства стольких людей и уничтожил градом посевы, все мои страдания сейчас – карма этих злодеяний – или, – продолжал я размышлять, – лама увидел во мне что-то такое, из-за чего, он знает, я не смогу воспринять и практически применить учение, или же, – спрашивал я себя, – лама не относится ко мне с приязнью и уважением? Что бы ни было, – сказал я себе, – без религии жизнь человека ничего не стоит». И я стал думать о самоубийстве. В этот момент супруга ламы принесла мне свою долю освященной еды и выразила мне свое искренне сочувствие. Но я потерял вкус даже к освященной еде и проплакал всю ночь.
На следующее утро лама сам пришел ко мне и сказал:

– Ты должен закончить оба здания. Тогда я обязательно передам тебе наставления и истины. Продолжив работу, я вскоре почти закончил пристройку, но к тому времени на пояснице у меня появилась еще одна рана. Кровь и гной сочились из трех ран, и скоро вся спина превратилась в одну сплошную рану. Я показал ее жене ламы и, напомнив ей об обещании ламы передать мне наставления, просил ее походатайствовать за меня перед ламой, чтобы он соблаговолил передать мне истины, которые я жаждал получить. Она внимательно осмотрела мои раны и выразила готовность поговорить обо мне  с ламой. 
Придя к ламе, она сказала ему:
– Великий Маг выполнил такую колоссальную работу. Его руки и ноги все покрылись трещинами, а на спине появились три огромные раны, из которых сочится кровь и гной. Ты должен пожалеть мальчика. Кроме того, ты же обещал, что передашь ему наставления.

– Да, обещал, – отвечал лама, – Я обещал ему, что, когда десятиэтажное здание будет закончено, я передам ему наставления, но где эти десять этажей? Он закончил их?
– Но он сделал пристройку, намного превышающую десятиэтажное здание.
– Много разговора, мало дела, как гласит пословица, – возразил лама. –  Когда он закончит десятый этаж, я дам ему наставления, но не раньше. А правда, что на его спине появились раны?

– Твой деспотизм мешает тебе даже взглянуть. Иначе ты не мог бы не заметить, что у него не просто рана на спине, но что вся его спина – сплошная рана. – Сказав это самым суровым тоном, супруга ламы поспешила выйти. Но лама окликнула ее и сказал:
 

– Пусть парень придет ко мне.
Я пришел к нему, сильно надеясь, что наконец мне будут переданы наставления, но вместо этого он велел мне показать мою больную спину. Осмотрев ее очень внимательно, он сказал:

– Это ничто по сравнению с теми испытаниями и страданиями, которые перенес мой господин святой Наропа. Ему пришлось подвергнуть свое тело двенадцати большим и двенадцати малым испытаниям, которые в сумме составляют двадцать четыре. Я сам не жалел своего имущества и своей жизни и, готовый пожертвовать ими, беззаветно следовал и служил моему учителю Наропе. Если ты действительно ищешь Истину, не выставляй напоказ свое усердие и трудись, пока не выполнишь порученное тебе дело.

Снова мои надежды рухнули.
Затем лама, сложив свою одежду так, что получилось нечто вроде подушки, показал мне, как ее укладывают на пони и ослов, когда у них натерты спины, и посоветовал мне сделать то же самое для себя. Когда я спросил его, какая польза от этой подкладки, когда вся спина – сплошная рана, он холодно ответил, что в рану не будет попадать земля и не будет ее ухудшать, и велел мне продолжать носить глину и камни. Получив от гуру такое указание, я понимал, что обязан подчиниться и продолжать работать. Но теперь я уже носил ношу не на спине, а перед собой. Лама, увидев, как я работаю, говорил себе: «Заслуживает похвалы тот благородный шишья, который бескорыстно повинуется приказаниям своего гуру». И он втайне плакал от радости, видя мою искренность и веру в него.

А раны тем временем все ухудшались и воспалялись. Я испытывал такую сильную боль, что не мог больше работать, и попросил жену ламы снова похлопотать за меня и попросить ламу передать мне истины. Но даже если мне в этом будет отказано, я просил разрешения отдохнуть некоторое время, пока не смогу снова работать. В ответ на ее просьбу он сказал:

– Ни учения, ни наставлений он не получит, пока не закончит эти здания, но отдохнуть он может, если не в состоянии работать, так как другого выхода нет. Пока пусть работает столько, сколько может.

Тогда супруга ламы разрешила мне отдохнуть и стала лечить мои раны. Когда они частично залечились, лама, не упоминая совсем о наставлениях, сказал мне:
– Великий Маг, лучше возобновить строительство и быстро его закончить.
Я уже был готов приступить к работе, когда супруга ламы сказала мне по секрету:
– Давай сделаем так, чтобы заставить его передать тебе учение.
Мы посовещались и придумали, что я выйду со всеми своими вещами (книгами и т.д.) и с небольшим мешком муки за спиной и буду говорить ей: «О, не удерживай меня, не удерживай!» в том месте, откуда меня мог бы видеть и слышать лама, когда он сидел на своем обычном месте. Так я должен был делать вид, что ухожу, а она удерживает меня, говоря: «Не уходи, не уходи! Я сделаю все, чтобы ты получил наставления».
Когда это краткое представление было таким образом разыграно в пределах досягаемости для глаз и ушей ламы, он позвал жену:

– Дамема (Лишенная Эгоизма), что за комедию вы сейчас оба играете?
Его супруга отвечала:
– Великий Маг говорит, что пришел сюда издалека в надежде получить от тебя, своего гуру, знание Истины, приносящей спасение. Однако вместо этого он только навлекал недовольство и зарабатывал побои. А сейчас, боясь умереть без знания Истины, он собирается пойти куда-нибудь, чтобы получить их, а я убеждаю его, что сделаю все, что в моих силах, и стараюсь удержать его.

Тогда лама сошел со своего места и, нанеся мне несколько ударов, закричал:
– Когда ты впервые пришел ко мне, не предлагал ли ты мне всего себя -- тело, речь и мысль? А сейчас куда ты собираешься? Ты принадлежишь мне безраздельно. Если бы я захотел, я мог бы изрубить твое тело на сто кусков, и никто не смог бы помешать мне. Но даже если ты хочешь уйти, какое ты имеешь право уносить из моего дома муку? – Сказав это, он сшиб меня с ног и избил, а затем отнес мешок в дом.
Это повергло меня в состояние невыразимой скорби, с которым может сравниться горе матери, потерявшей своего единственного сына. Но в то же время я был поражен властностью и величием ламы, и меня осенила мысль, что причиной случившегося стал мой разговор с женой ламы. Мне не оставалось ничего другого, как вернуться, лечь и плакать. Супруга ламы сказала, что, очевидно, ламу невозможно тронуть абсолютно ничем – ни молитвами, ни уловками.

– Но будь уверен, что он в конце концов посвятит тебя, – успокаивала она меня. – А пока я попытаюсь научить тебя чему-нибудь.
И она научила меня медитации на Ваджраварахи, что значительно облегчило мое внутренне состояние, хотя я и не получил всего результата от практики этих знаний.

Вскоре я стал серьезно думать об уходе отсюда, чтобы найти другого гуру. Однако взвесив все, я пришел к выводу, что единственный, кто владеет учением, с помощью которого я смогу достичь Окончательного Освобождения в этой жизни, – это мой настоящий гуру. Я понимал также, что если я не достигну Освобождения в этой жизни из-за преступлений, которые я совершил, я окажусь после смерти в одном из Трех Скверных Миров. Поэтому я решил делать все, что в моих силах, и подражать Наропе в его подвигах, стойкости и непрерывных поисках Истины, без обретения которой я не достигну Освобождения. В этом настроении я продолжал работать, укладывая камни и заготовляя глину.

В это время прибыл Нгогдун-Чудор родом из Жунга с большой свитой и ценными подарками, чтобы получить посвящение в Мандалу Хе-Ваджры, и тогда жена ламы сказала мне:

– Если лама все еще недоволен тобой, несмотря на твои преданность и послушание, мы преподнесем ему что-нибудь в качестве пожертвования за посвящение, чтобы в любом случае обеспечить твое участие в церемонии. Преподнеси ему эту вещь и прими посвящение. А если он будет возражать, я прибавлю мои молитвы к твоим. – Сказав это, она вручила мне ценную бирюзу темно-синего цвета, которая была ее личной собственностью.

Я пошел к гуру, и, отдав ему бирюзу в качестве платы за посвящение, занял место среди участников церемонии. Лама взял бирюзу и, тщательно осмотрев ее со всех сторон, сказал:
– Великий Маг, как тебе досталась эта бирюза?

Я ответил:
– Почтенная Мать дала мне ее.
Он засмеялся и велел позвать жену. Когда он пришла, он спросил:
– Дамема, как мы приобрели эту бирюзу?
Она несколько раз пала ниц перед ним и ответила:
– Почтенный Отец, эта бирюза ни в коем случае не является нашей общей собственностью. Это особая часть моего приданого, полученного мной от моих родителей по случаю моего замужества. Вспыльчивость твоего преподобия могла стать причиной нашего развода, и эта бирюза должна была остаться у меня в том случае, если бы нам пришлось разойтись, а пока я должна была хранить ее в тайном месте как мою личную собственность. Но видя, как этот мальчик жаждет получить посвящение, я не могла не отдать эту вещь ему. Пожалуйста, возьми эту бирюзу и удостой его посвящения. Он и так уже столько страдал за то, что его несколько раз изгоняли из священного круга. Позволь мне просить тебя смилостивиться над ним, и вы тоже, мои сыновья, Нгогдун и остальные, прошу вас также походатайствовать за него со мной вместе.

Закончив эту речь, она несколько раз пала ниц перед ним.
Зная о крутом нраве ламы, Нгогдун и другие не посмели ничего добавить, но только поднялись и, поклонившись, промолвили:

– Пусть будет так, как говорит наша Почтенная Мать.
Но лама уже надел бирюзу на свое ожерелье и сказал только:
– Дамема, из-за твоей глупости мы чуть не потеряли эту ценную бирюзу. Она могла бы вообще пропасть. Не будь глупой. Поскольку ты сама целиком принадлежишь мне, бирюза тоже моя. Великий Маг, если какую-нибудь свою собственность ты можешь принести сюда, я удостою тебя посвящения. А эта бирюза не твоя, она принадлежит мне.

Видя, что бирюза оказалась у него, я надеялся на то, что он, может быть, смягчится и позволит мне принять участие в посвящении. Поэтому я не уходил. Тогда лама, не желая больше терпеть мое присутствие, поднялся и закричал, как казалось, в приступе гнева:

– Ты, наглец, почему не уходишь, когда я тебе приказываю? Как ты смеешь оставаться здесь? – И оглушительным ударом он свалил меня на пол лицом вниз, а затем с огромной силой швырнул на спину. Он уже собрался схватить палку чтобы отколотить меня, но тут вмешался Нгогдун и удержал его. Тогда я, ужасно потрясенный, выпрыгнул из окна, заставив ламу забеспокоиться, хотя внешне он этого не показывал и продолжал притворяться рассерженным.

Я не ушибся во время прыжка, но был так подавлен и обижен, что решил покончить с собой. На следующее утро лама вызвал меня к себе. Я пошел к нему в надежде, что он выполнит мое самое заветное желание. Но когда я предстал перед ним, он спросил меня, не поколебал ли мою веру в него его недавний отказ посвятить меня и не вызвал ли неприязнь к нему. Я ответил:

– Это не поколебало моей веры в тебя, потому что я осознаю, что мои преступления не дают мне возможности принять участие в церемонии, и я испытываю раскаяние. – И тут я заплакал. Тогда он велел мне уйти и сказал вслед:

– На каком основании ты хочешь обвинить меня с помощью слез?
Когда я уходил от него, мое сердце как бы разрывалось на части. Казалось, что какой-то смерч подрывает самые его корни. Я подумал о золоте, которым владел, когда отправлялся творить зло, и оплакивал теперь судьбу за то, что она лишила этого сейчас, когда я хотел посвятить себя религии. «О, если бы я имел сейчас хоть половину того золота! – думал я. – Тогда бы я смог заплатить за посвящение и обучение. Я знаю, что бесплатно лама ничего мне не даст. Мне всегда потребуется иметь что-то для пожертвования, даже если я найду другого учителя. Иного выхода нет. Из-за того, что у меня нет никакого имущества, мне придется умереть, не достигнув Освобождения. Лучше было бы для меня покончить с жизнью сразу, чем продолжать жить так. Что же мне делать? О, что же мне делать? Пойти наняться слугой к какому-нибудь богачу, копить из своего заработка и приобрести достаточное количество золота, чтобы его хватило на плату за посвящение и на мое содержание в период раскаяния и медитации? Или мне отправиться домой и повидаться с матерью? Может быть, там я как-нибудь смогу достать деньги. Но ведь я устроил настоящее побоище у себя на родине и безжалостно погубил стольких людей посредством колдовства. Одно из двух, однако, нужно сделать сейчас. Я должен отправиться на поиски золота или учения. Но отправиться я должен».

Взяв с собой только книги и оставив мешок с мукой, чтобы не навлечь недовольство ламы, я ушел, даже не сообщив Почтенной Матери о своем намерении. Когда я прошел 4-5 миль, меня охватило сильное желание увидеть ее еще раз и мучила совесть при мысли о моей неблагодарности: ведь я покинул добрую женщину, не сказав ей ни слова.

Было время завтрака, и я, прося подаяние, насобирал немного ячменной муки, достал топливо и, одолжив посуду, приготовил еду. Я смог поесть только после полудня. Тогда я подумал, что содержание мое у ламы составляло по крайней мере половину платы за работу, которую я выполнял для него, и теперь, когда мне стоило таких трудов приготовить один утренний завтрак, я вспомнил об изобилии, к которому привык в доме ламы, – вкусных горячих блюдах, всегда вовремя приготовленных его женой, –  и почувствовал себя неблагодарным за то, что ушел, не попрощавшись с ней. Я начал думать о возвращении назад, но не мог окончательно решиться.
Когда я пошел возвращать посуду, которую брал во временное пользование, один старик остановил меня и сказал:

– Дорогой, ведь ты молод и можешь работать. Почему ты просишь? Почему ты не зарабатываешь себе на пропитание чтением религиозных книг, если ты умеешь читать? Или, если ты не умеешь читать, почему ты не работаешь? Ты бы заработал себе на еду и даже немного сверх того. Ты умеешь читать?
Я отвечал, что я не нищий и умею читать. Старик сказал:

– Тогда пойдем ко мне домой, и ты почитаешь мне сутры, а я тебе хорошо заплачу.
Я с радостью принял это предложение и почитал ему сокращенный вариант «Праджня-парамиты» из восьми тысяч стихов. Во время чтения я дошел до жизнеописания одного архата по имени Тактунгу (Всегда Плачущий), где рассказывалось, как этот архат, не имевший денег, продал ради учения свое собственное тело. Ничто не может быть человеку дороже, чем его сердце, но даже свое сердце он решил продать. Хотя незамедлительным последствием была бы смерть, он не отступил от своей цели. Когда я сравнивал мои испытания с испытаниями этого архата, мои показались мне не столь уж тяжелыми. Тогда у меня появилась надежда, что, в конце концов, наступит время, когда лама передаст мне знание, которое я жажду получить. «Но если он этого не сделает, – решил я, – Почтенная Мать разве не обещала помочь мне найти другого гуру?» И я повернул назад.

Когда жена ламы обнаружила, что я действительно ушел, она пошла к ламе и сказала:

– Наконец, Почтенный Отец, твой непримиримый враг покинул тебя. Ты теперь доволен?
– О ком ты говоришь? – спросил он.
– О бедном Великом Маге, с которым ты обращался, как со смертельным врагом.
Лама нахмурился, но не мог сдержать слез.
– О гуру богов Кагью-па и боги-защитники, – молился он, – возвратите мне моего достойного ученика! – Сказав так, он накрыл голову мантией и долго пребывал в молчании.
Когда я явился и выразил почтение жене ламы, она очень обрадовалась:

– Ты правильно сделал, что вернулся. Думаю, что лама сообщит тебе какую-то часть учения, потому что, когда я сказала ему о твоем уходе, он плакал и восклицал: «Пусть мой достойный и одаренный ученик вернется!» И я думаю, что ты вернулся по милости ламы.

Я, однако, подумал, что она говорит так только для того, чтобы успокоить меня, ибо не было соответствия между желанием возвращения «его достойного ученика», как он меня назвал, и его отказом передать мне хотя бы крупицы учения.

Супруга ламы сообщила ему о моем приходе:
– Почтенный Отец, Великий Маг не оставил нас. Он вернулся. Можно ему войти, что выразить тебе почтение?

– О, он вернулся не из-за любви к нам, а ради себя, – сказал лама, – но ты можешь разрешить ему войти, чтобы выразить почтение.
Когда я вошел, он сказал мне:

– Великий Маг, не будь колеблющимся в отношении своих целей. Если ты действительно хочешь приобрести знания, ты должен быть готов пожертвовать жизнью ради этого. А теперь иди и в первую очередь закончи три оставшихся этажа, и тогда твои желания будут исполнены. Но если ты рассуждаешь иначе, я только напрасно расходую на тебя средства, и ты можешь уходить, куда хочешь.

Я вышел от ламы, не осмелившись ничего ему сказать, но жене его я сказал следующее:
– Почтенная Мать, я очень хочу повидаться со своей матерью, и, кроме того, я точно знаю, что лама не передаст мне учение. Если бы я был уверен, что получу его, когда закончу здание, я бы охотно продолжал работать и закончил бы его. Но я вижу, что лама только выставляет одну причину за другой в оправдание своего нежелания посвятить меня. Я знаю, что не получу посвящения, даже если закончу работу. Поэтому разреши мне вернуться домой. Вам обоим я желаю здоровья и долгой жизни.
– Ты прав. Я обещала тебе найти гуру. У ламы есть ученик по имени Нгогдун-Чудор, который владеет теми же наставлениями и знаниями, что и лама. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты получил от него то знание, которое желаешь получить. Пока побудь несколько дней и делай вид, что работаешь.
Окрыленный надеждой, я усердно работал несколько дней.
Кажется, великий пандита Наропа имел обыкновение праздновать десятый день каждого месяца, и Марпа также соблюдал этот день. К этому празднику супруга ламы и приурочила осуществление задуманного ею плана. Она приготовила чанг в трех больших сосудах, в каждом из которых содержалось по двадцать мер, и разделила приготовленный чанг на фракции. Первую фракцию она собрала в одном сосуде и давала этот чанг Марпе через помощников (среди которых был и я), и мы не забывали вовремя наполнять его кружку, и он вскоре заснул крепким сном.

Когда он спал, его супруга вынесла из его комнаты несколько вещей, в том числе гирлянды и рубиновые четки Наропы. Затем, достав письмо, заранее написанное от лица моего гуру, и вложив в него завернутые в дорогой шарф гирлянды и четки, которые я должен был преподнести в качестве подарка, якобы переданного ламой, она запечатала письмо печатью ламы и, вручив его мне, велела идти с ним к Нгогдун-Чугору. В письме содержалось указание Нгогдуну передать мне учение. И я отправился в Центральную провинцию Тибета, уверенный в том, что он сможет научить меня спасительной истине.

Через два дня после моего ухода лама спросил свою жену, что я делаю. Она сказал, что, возможно, я нахожусь в пути, но где, точно она не знает.
– Куда он ушел и когда? – спросил лама.
Она отвечала:
– Он сказал, что, хотя он сделал столько работы для тебя, ты не хотел передать ему знания, поэтому он пойдет искать себе другого гуру. Он ушел вчера.
Услышав эту новость, лама помрачнел.
– Когда он ушел? – снова спросил он.
– Вчера.
– Мой ученик еще не мог уйти очень далеко.
А я тем временем достиг Риво-Кьюндинга, где жил Нгогдун.
Когда я вошел в покои Нгогдуна, я пал ниц и затем вручил ему пакет и реликвии, и он, приняв их, был тронут до слез. Сняв шляпу, он возложил реликвии на голову и помолился о ниспослании ему благословения. Затем он поместил реликвии в святая святых его алтаря и начал читать письмо: «Я собираюсь уединиться в затворе, и так как Великий Маг с нетерпением жаждет получить знание, я посылаю его к тебе, чтобы ты посвятил его. Сделай это для него и научи его истине. Я поручаю это тебе. В знак возложения на тебя этого поручения я посылаю тебе гирлянды и рубиновые четки Наропы».

Закончив чтение письма, Нгогдун сказал, что исполнит волю ламы и удостоит меня посвящения. И еще он сказал:
– У меня есть ученики из Кама, Тагпо, Конгпо и Ярлунга, и их грабят по дороге сюда разбойники из Дела и отнимают у них то небольшое имущество, с которым они идут сюда, чтобы продолжить свои занятия. Поэтому прошу тебя наказать этих нарушителей закона и послать град на их поля. Когда ты сделаешь это, я удостою тебя посвящения, которое ты желаешь принять.

Теперь я горько оплакивал судьбу, вложившую эту проклятую силу в мои руки и сделавшую меня орудием мщения, несущим разорения и смерть. «Я пришел сюда в поисках спасительной истины, а здесь меня опять вынуждают совершать зло. Если я откажусь, я ослушаюсь гуру или, по крайне мере, того, кого собираюсь считать моим гуру. Это почти такой же тяжкий грех, как отказ повиноваться настоящему гуру, и к тому же путь к знанию будет для меня закрыт», – так рассуждал я и решил, что должен повиноваться.

Возвращаясь к моему новому гуру, я встретил старого пастуха с ребенком, потерявшим во время наводнения все свои стада. Через него я передал жителям этой местности предупреждение, что если они не прекратят грабить учеников и верующих-мирян ламы Нгогпа (Живущий в Нгоге), их посевы всегда будут уничтожаться градом. Узнав о таком могуществе ламы Нгогпа, жители этих двух районов были так потрясены, что стали его преданными последователями и верно служили ему.

Следуя дальше, я подобрал несколько мертвых птиц, которых увидел под кустом ежевики, и еще много других птиц и несколько крыс, лежавших на дороге, наполнив ими шапку и подолы моего платья.

Я сложил их в груду перед ламой Нгогпа и обратился к нему с такими словами:
– О почтенный учитель! Я пришел сюда в надежде получить святое учение, но меня заставили накопить кучу плохой кармы. Сжалься над этим ужасным грешником! – И я залился горькими слезами. На это лама ответил:

– Не отчаивайся. Тебе незачем страшиться. Мы, последовали Наропы, который является Майтреей, владеем теми истинами, которые могут моментально спасти величайшего из грешников, как один камень, брошенный из пращи, может вспугнуть одновременно сотню птиц. Все существа: и эти птицы, и животные, убитые сейчас этим градом, – родятся снова, чтобы стать твоими ближайшими учениками, когда ты достигнешь состояния будды. А пока это время не наступило, я сделаю все возможное, что оградить тебя от падения в Ад или перерождения в других низких мирах. Поэтому не горюй. Но если ты сомневаешься, позволь мне доказать справедливость моих слов.
Несколько минут он сидел молча с закрытыми глазами, а затем щелкнул пальцами. Моментально все мертвые птицы и крысы, которые с принес, ожили и отправились в свои гнезда и норы. Я тогда понял, что сам лама был буддой. Как замечательно! Как благостно! Пусть и многим другим существам выпадет возможность умереть такой смертью.

После этого я был посвящен в Хе-Ваджру. Мой гуру объяснил мне методы медитации, и я усердствовал в их применении. Однако несмотря на старания гуру и усердие с моей стороны, я не обнаружил никакого сдвига, так как не имел на то благословения Марпы.
Теперь больше, чем когда-либо, я осознавал, что должен подчиниться моему главному гуру ламе Марпе.

Тем временем лама закончил строительство дома для своего сына и написал ламе Нгогпа прислать ему для украшения дома ветки. В письме говорилось, что Нгогпа должен прибыть сам, чтобы принять участие в церемонии освящения дома и празднования совершеннолетия Додай-Бума, сына Марпы. Далее Марпа писал, что знает, где я нахожусь, причем я был назван «плохим человеком», и он просил ламу Нгогпа привести меня с собой.

По прошествии некоторого времени Марпа устроил угощение для учеников из отдаленных районов и для своей семьи и, сидя с приставленной возле него палкой, бросал сердитые взгляды на ламу Нгогпа, который был также среди приглашенных. Затем, указывая на него пальцем, он сказал:

– Нгогдун-Чудор, какое объяснение ты дашь относительно передачи тобой посвящения этому нехорошему человеку Тхепаге? – И говоря это, он поглядывал на свою палку. Лама Нгогпа был потрясен.

– Дражайший Гуру, – ответил он, запинаясь, – твое преподобие велел мне это сделать в письме, в котором была твоя подпись и печать. Вместе с письмом твое преподобие передал мне гирлянды и рубиновые четки Наропы как свидетельство того, что письмо написано тобой, и я выполнил твое приказание. Я не сделал ничего, в чем я мог бы упрекнуть себя. И поэтому прошу не сердиться на меня. – Говоря это, он растерянно оглядывался.

Марпа тогда обратил свой гневный взор на меня.
– Откуда ты взял эти вещи? – спросил он.
В тот момент мое сердце готово было выскочить из груди, и я был охвачен таким ужасом, что едва владел речью. Весь дрожа и запинаясь, я сказал, что Почтенная Мать дала их мне.

Услышав мой ответ, он вскочил с места и бросился с палкой на свою жену, видимо, собираясь побить ее. Но она, предвидя такой поворот событий, заранее встала и отошла от него и благодаря этому успела забежать в комнату для практики и закрыть за собой дверь. После неудачных попыток открыть ее лама вернулся, сел на свое место и прокричал:

– Ты, Нгогдун-Чудор, делающий то, что тебя не просят, сейчас же иди и принеси мне немедленно гирлянды и четки Наропы.

И он тут же обернулся с головой в мантию и продолжал так сидеть. Лама Нгогпа поклонился и тотчас же вышел. Когда он выходил, я увидел его из-за угла, где я сидел и плакал, после того, как убежал из комнаты одновременно с женой Марпы. Обратившись к ламе Нгогпа, я умолял взять меня с собой. Но он ответил:
– Если я возьму тебя снова, не получив на это согласия гуру, результатом будет повторение сегодняшней сцены, и тогда нам обоим достанется. Пока оставайся здесь. Если наш гуру не сменит гнев на милость к тебе, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

Тогда я сказал:
– Так как я совершил много зла, страдаю не только я, но ты и Почтенная Мать тоже страдаете из-за меня. Я потерял всякую надежду приобщиться к учению в этой жизни. Я только накапливаю грехи. Лучше мне покончить с собой. Я только прошу тебя помочь мне своими молитвами родиться снова в таких условиях, чтобы я смог тогда обрести Истину.

Лама Нгогпа удержал меня и стал уговаривать:
– Храбрый Великий Маг, не делай этого!
«И это потому, – думал я, – что я совершил тяжкие преступления и должен теперь понести за них наказание, испытывая адские, не поддающиеся описанию муки, как раз тогда, когда я стремлюсь обрести учение, которое должно мне принести Освобождение».

Через некоторое время Марпа перестал сердиться и совсем смягчился.
– Попросите сюда Дамему, – сказал он. – Сегодня главным гостем будет Великий Маг. Дамема, пойди и позови его. - Когда я пришел, он сказал:

– Из-за того, что я не знал об отправке подложного письма Нгогдуну, который, следуя содержащимся в письме указаниям посвятил Великого Мага в учение, я был лишен возможности довести Великого Мага до отчаяния, хотя должен был это сделать, выполняя свою миссию. – сказал Марпа, -- Поэтому я рассердился, и хотя мой гнев отразился на мне, как волны на воде, это был не обычный гнев, а совсем другой вид гнева. В какой бы форме он ни выражался, учитель прибегает к нему с единственной целью – вызвать раскаяние и этим ускорить духовное развитие ученика. Если среди вас, здесь сидящих, есть кто-нибудь, кто, не понимая мотивов моих поступков, внутренне протестует против них, я призываю его сохранить непоколебимую веру. Если бы я имел возможность довести моего духовного сына до полного отчаяния девять раз, он бы полностью очистился от всей кармы и ему не потребовалось бы рождаться снова. Он бы полностью исчез, его физическое тело распалось бы навсегда, и он перешел бы в Нирвану. Но этого не произошло, и какая-то часть плохой кармы останется на нем из-за Дамемы с ее неуместной жалостью и неправильным пониманием вещей. Однако он уже пережил восемь сильных потрясений, очистивших его от плохой кармы, и был подвергнут большому числу менее тяжких потрясений. А сейчас я буду руководить им и сообщу ему то учение и удостою его тех посвящений, которые для меня столь же дороги, как мое сердце. Я сам буду обеспечивать его пищей во время медитации и своими руками закрою его в затворе. И отныне радуйтесь.

Меня нарекли новым именем Пал-Жадпа-Дордже (Прославленный, Полностью Развившийся, Неизменный). Затем мой гуру разрешил мне познакомиться с тантрами Мантраяны и подробно прокомментировал различные трактаты по медитации и йоге, а также дал полное разъяснение описанных в них методов и систем.

Марпа приготовил мандалу Чакрасамвары Йидама, или охраняющего божества, отображающего трансцедентальную мудрость в форме Шуньяты, или пустотность светящейся ясности. Марпа посвятил его посредством этой мандалы и в критический момент указал на небосвод, где йидам появился в пространстве Акаши. В результате этой инициации Миларепа получил имя Блистающий Смеющийся Ваджра. Более того, в его канале Сушумна (центральный из трех основных каналов, проходит в районе позвоночника) родилось Туммо, (жар энергетического свойства). После Миларепа удалился для практики медитации на одиннадцать месяцев.

Спустя некоторое время после возвращения Миларепы из длительной практики Марпа организовал ритуальный праздник, где каждому из учеников было поручено одно из учений. Миларепе досталось учение Туммо, чья опасность столь же велика, сколь велика и польза от него.

Когда Марпа приготовился к путешествию в Индию для встречи со своим учителем, Наропой, Миларепа почувствовал,что ему необходимо вернуться в свою деревню. Это путешествие нельзя было назвать приятным. Вернувшись в деревню, он обнаружил, что его мать умерла в невеоятной бедности, что его сестра Пета лишилась наследства и впала в бедность. Его жадные дядя и тетя пытались убить его, жители деревни его  ненавидели  - и ему пришлось пригрозить сверхъестественными силами, хотя он и поклялся больше их не использовать.  Он  воодушевил свою сестру следовать пути Дхармы, отдал свое скромное наследство тете и после этого решил уехать.  Приезд домой научил его тому, что сансара и все привязанности полностью иллюзорны. Медитируя на этом осознании, он открыл определенные сверхъестественные силы. После этого он удалился в пещеру Тени Орла для полного уединения. Осознав масштабы и границы своих неоценимых способностей, Миларепа вернулся к скале, находящейся неподалеку от своей деревни, намереваясь выйти в мир с тем , чтобы служить живым существам.

Внезапно с ним заговорил его Йидам:

 Полностью посвяти себя в этой жизни  медитации  согласно инструкциям Марпы. Нет ничего более великого, чем служение учениям Будды и спасения живых существ за счет медитации.

И он остался неподалеку от своей деревни. Его периодически навещала сестра. Она заботилась о нем, и, хотя и восхищалась им, сильно переживала по повду своей участи и имела немного симпатиии в отношении Дхармы. В конце концов Миларепа сделал так, что она отъединилась от мира и от своих горьких воспоминаний. Когда умер дядя Миларепы, тетя пришла к нему и выразила сожаление по поводу жизни, которой до сих пор жила. Она выпросила прощение у Миларепы. Позже он дал наставления в практике и  она стала йогиней, известной своими медитациями.

Полностью поправив отношения, которые испортили его юность, Миларепа удалился в несколько ритритов для медитации. После этого его блестящие способности стали столь значительными, что он собрал множество учеников и учил каждого согласно его карме и способностям. Утверждается, что среди его учеников были не только люди, но и обитатели иных измерений, к примеру, король эльфов.  Зная из опыта о том, что взаимодействие сил знания и света с демоническими силами невежества и зла беспорядочно, опасно и интенсивно, он фокусировал внимание на проведении границы между ними. Там, где обычный разум не распознал бы ничего, Миларепа понимал, что промежуток между светом и тьмой должен быть виден в отражении высшей истины.

Высшая реальность, кратко испытываемая в процессе перевоплощения, присутствует везде, но ее не видно как только человек минимально захватывается противоположностями.

После того, как Миларепа на протяжении многих  обучил множество своих учеников, он почувствовал, что его миссия закончена. Один моах чувствовал гнев по отношению к Миларепе за одну из его песен и возымел намерение его убить. Монах приготовил яд  и попросил одну женщину передать отравленный напиток Миларепе. В первый раз Миларепа отказался пить его. Когда она пришла во второй раз, он согласился выпить, но рассказал о том, что знает про яд. Она раскаялась и попросила тоже выпить этот отравленный напиток, но Миларепа отказал ей, сказав, что для него пришло время оставить мир. Он также велел ей сохранить плату, полученную от монаха и искать Дхарму. После этого Миларепа позвал учеников и дал им наставления:

Неустанно стремясь к очищению,
Искореняйте невежество и накапливайте Заслуги.
Поступая так, вы не только увидите, как
Любящие Дхарму  Божества
Придут слушать, но и  сами  воспримите
Внутри себя Дхармакаю, святейшее и
Высшее из всех божеств
Увидя это, вы увидите всю истину Сансары и Нирваны
И  освободите себя от кармы.

Когда Миларепа известил о своей смерти, он добавил: «В моей болезни нетреальности, нет ее и в моей смерти» и пояснил, что он просто проявил их.  Он послал своих энергичных учеников вперед себя в Чувар. Но и те, кто сопровождал его, и те, кто шли впереди, обнаружили, что он  опередил их, хотя он был с ними все время. Таким образом он показал иллюзорность всех форм. В Чуваре он дал последние наставления своим ученикам:

Практика секретного пути – кратчайший путь.
Осознание пустоты порождает сострадание.
Сострадание стирает различение между собой и другими.
…